Верховная рада Украины приняла пакет законов, запрещающий использование коммунистической и нацистской символики. За этим решением стоит популярная в годы холодной войны теория, объединяющая две идеологии под общим именем "тоталитаризма".
Прежде всего, хотелось бы предостеречь читателей от некоторых ложных выводов. Во-первых, не следует думать, что запрет нацистской символики – это доказательство того, что в украинской политике нет пронацистских тенденций.
Как мы видели на примере так наз. «международного русского консервативного форума», правым экстремизмом в той или иной степени заражены почти все страны Европы, включая также и нашу страну. Влияние партий, в той или иной мере связанных с неофашистской традицией – растет, как показали последние выборы в Европарламент и многие национальные выборы. Даже на территории Германии, где все, что, так или иначе, связано с нацизмом, находится под строжайшим запретом, на законном основании действуют организации, которые иначе как неонацистскими, пожалуй, и не назовешь. Отрицать, как это делают многие либералы, что на Украине есть нацизм лишь по той причине, что российская официальная пропаганда постоянно это муссирует – просто глупо.
С другой стороны, не следует впадать и в противоположную крайность. Не надо думать, что принятие этого пакета законов свидетельствует о какой-то особой зловредности новой украинской власти. Фактически этот печальный факт значит лишь то, что новая Украина следует той генеральной линии, которая негласно существует в политике европейских правящих кругов. Да, как и любая «молодая демократия» украинское государство чуть более активно и откровенно в своих действиях. Тем не менее, все происходящее находится в русле общеевропейского тренда.
Одновременный запрет коммунистической и нацистской символики означает еще один шаг по внедрению в общественное сознание тезиса: «Коммунизм = нацизм». Подобная политика возникла не сегодня и не вчера. Известно, например, что в Европе день подписания пакта Молотова-Риббентропа отмечается как день памяти жертв коммунизма и нацизма. Не хотелось бы сейчас вдаваться в исторические экскурсы по поводу того, был ли этот пакт вынужденной мерой, какую роль в его заключении сыграл провал англо-франко-советских переговоров о создании системы коллективной безопасности и политика «умиротворения агрессора», которую вела Великобритания в 1933-39 годах. Подписание секретных протоколов о разделе сфер влияния между СССР и Третьим Рейхом, безусловно, не может быть оправдано… с точки зрения социализма и коммунизма. Потому что с точки зрения капиталистических держав того времени империалистические сделки такого рода были вполне в порядке вещей.
По сути, приравнивание коммунизма к нацизму – это мошенничество и мошенничество гнусное. Приняв этот тезис, мы должны будем согласиться с тем, что Эрнст Тельман – ничуть не лучше Гитлера, а Бертольт Брехт – Геббельса. То есть приравнять антифашизм к фашизму. У любого более-менее здравомыслящего человека подобное «уравнение» должно вызвать оторопь.
Господа либералы возразят мне: «Но ведь сталинский СССР был ничем не лучше гитлеровской Германии! ГУЛАГ, выселение народов, расстрелы без суда и следствия – разве это чем-то отличается от подобных действий нацистов?». А вот тут, дорогие друзья, мы сталкиваемся с очень хитрой подменой тезиса. Безусловно, преступления сталинизма ужасны. Но разве сталинский режим был прямым отражением коммунистической идеологии? Напротив, все левые критики сталинизма отмечали бьющий в глаза контраст между идеями Маркса, программой раннего большевизма и советской действительностью. Сталинизм выхолостил из коммунистической идеологии всю ее суть, оставив лишь пустую оболочку, которую использовал для оправдания своих преступлений. То, что мы справедливо осуждаем в практике сталинского режима, есть следствие искажения коммунистической идеологии, а не ее реализация.
Изменение отношений собственности и системы распределения общественного богатства, индустриализация, модернизация сельского хозяйства – эти цели (независимо от того, признаем мы их или нет) не являются человеконенавистническими, хотя методы их проведения в жизнь могли быть ужасными. Якобинский террор тоже был ужасен, но лежащие в его основе либеральные идеи никто запрещать не собирается.
Что же касается нацизма, то тезис о превосходстве одной нации или расы над другими изначально подразумевал возможность геноцида. Поэтому, как бы ни пытались мимикрировать ультраправые, на них всегда будет лежать подозрение в том, что их базовые идеи несут угрозу человечеству.
Более того, мы могли бы возвратить либералам их обвинение, вспомнив о колониальной политике Запада в странах третьего мира, и о войнах, которые правящие круги США и Западной Европы вели и ведут якобы «во имя демократии», и о внутренней политике западного истеблишмента, которая в годы холодной войны, не говоря уже о 30-40-х годах, бывала весьма авторитарной. По сути, ни Гитлер, ни Сталин не изобрели ничего нового. Геноцид, агрессивная геополитика, лагеря смерти, варварские методы ведения боевых действий, сверхэксплуатация крестьянства – все это было заимствовано из арсенала «нормальных» буржуазных режимов. Но если политики, называющие себя либералами, несут ответственность за войны и репрессии, то, возможно, с либерализмом что-то не так и его следует запретить? Это, конечно, ирония, но, как известно, «в каждой шутке есть доля правды».
Кое-кто, возможно, спросит: «Ну, хорошо, а к нам-то все это как относится? Мы живем в России, у нас другие проблемы, чем на Украине». Так ли?
В сегодняшней России также запрещают идеи, и служит для этого растяжимое, неопределенное понятие «экстремизм», под которое можно подвести все что угодно, включая и коммунизм. Инакомыслящие становятся жертвами репрессий, а история – объектом тенденциозных манипуляций. Именно поэтому проблемы коммунистов по всему миру для нас не могут быть чужими, независимо от того, являемся ли мы сами коммунистами или нет.
Пожалуй, сегодня, как никогда актуальны слова немецкого поэта Мартина Нимеллера: «Когда они пришли за коммунистами, я молчал — я не был коммунистом. Когда они пришли за социал-демократами, я молчал — я не был социал-демократом. Когда они пришли за профсоюзными активистами, я молчал — я не был членом профсоюза. Когда они пришли за мной — уже некому было заступиться за меня».
22 апреля 2015 — Александра Маркевич
нацизм, коммунизм, левые, РСД, Украина, антикоммунизм, тоталитаризм