Ленин на майдане - РСД - Архив

Ленин на майдане

Ленин на майдане Восстания последних лет позволяют заново открыть классическое наследие революционной мысли. Комментируя работу "Две тактики социал-демократии в демократической революции", Иван Овсянников объясняет, почему Ленин для современных революционеров может быть полезнее Джина Шарпа.

«Ждет ли Россию второе издание революции 1905 года?» - так звучала тема дискуссии, состоявшейся недавно в Петербурге. Размышляя над поставленными ей проблемами, я перечитал работу Ленина «О двух тактиках социал-демократии в демократической революции» и был удивлен, насколько политически актуальным выглядит этот текст.

Сразу оговорюсь, что в этой статье я не собираюсь доказывать что-либо посредством цитат. На мой взгляд, начетнические приемы не только противоречат духу марксизма, но и является неуважением к классикам, писавшим для своих современников, в историческом контексте своей эпохи, вне которого их мысли неизбежно превращаются в разменную монету догматических спекуляций. Тем не менее, изучение этих текстов (при условии корректного обращения с ними) помогает понять ход мысли авторов, благодаря которым данные образцы марксистского анализа и получили статус классических. А это, в свою очередь, может помочь в решении проблем, стоящих перед левыми сегодня. Не стоит и полностью отрицать значение исторических аналогий. Конечно, Россия 1905-го и 2016 года представляют собою разные миры, но свойственные им политические диспозиции и социальные проблемы могут оказаться (до известной степени) схожими.   

Наконец, назвав свой текст "Ленин на майдане", я не имел в виду "прихорашивать" недавние события в Украине. Скорее, под "майданом" я понимаю все "неправильные" с точки зрения левых ортодоксов современные революции и массовые протесты. 

две тактики

Брошюра была написана Лениным в июне-июле 1905 года, в разгар первой русской революции. В ней Ленин разъясняет и защищает резолюцию III съезда РСДРП о тактике и целях партии (уже разделившейся на большевиков и меньшевиков) в условиях революционного подъема. Современному читателю полемика Ленина с новоискровцами, местами напоминающая споры современных левых, может показаться скучной и несколько пристрастной. Я не буду останавливаться на ее перипетиях. Куда важнее характеристики причин и «исторических задач» революции, классов и партий, являющихся ее акторами, а также тактических ориентиров российской социал-демократии. 

Общегражданская война.

В работе Ленина интересно уже заглавие. Многие считают Ильича строгим ортодоксом, стремившимся всюду подчеркивать роль классовой борьбы. Однако революцию 1905 года он называет не пролетарской или буржуазной, а народной и демократической. Как тут не вспомнить дебаты о «классовой природе» Болотной и допустимости участия левых в «общегражданском» движении.

Ленин, однако, вовсе не заразился либерализмом, не забыл постулатов марксизма и не допустил терминологическую небрежность. Как и его оппоненты, он считает развернувшуюся в России революцию буржуазной по своим задачам, демократической по своему содержанию и общенародной по составу действующих сил.

«Да, народной революции, - пишет он, обращаясь к своим педантичным критикам, - Социал-демократия боролась и борется… против буржуазно-демократического злоупотребления словом народ… Но она разлагает «народ» на «классы» не для того, чтобы передовой класс замыкался в себе… а для того, чтобы [он] боролся за дело всего народа, во главе всего народа».

Чем руководствовались русские марксисты, рассматривая революцию 1905 года как буржуазную? Говоря о пролетариате как активном субъекте политической борьбы, Ленин далек от всякой абстракции. Начиная с событий 9 января, рабочие, действительно, находятся на политической авансцене. Страну потрясают мощные стачки, как из ниоткуда возникают могущественные профсоюзы и самочинные органы революционной власти – советы. Влияние социал-демократии на рабочих огромно и почти безраздельно. Социалистические идеи (в форме марксизма и народничества) определяют интеллектуальную и политическую атмосферу эпохи. Но, вопреки любым популистским соображениям, среди марксистов существует консенсус о том, что осуществление социалистической программы-максимум не стоит на повестке дня!

1905

Подобная формулировка задач исторического момента не была лишь следствием марксистского догматизма, запрещавшего «перепрыгивание» через этапы социально-экономического развития. Представления о линейности и автоматизме прогресса, жесткой детерминированности политической надстройки уровнем развития производительных сил, действительно, разделялись многими социал-демократами той эпохи (позднее, в 1917-м, большевики внесут серьезные коррективы в эту схему). Однако, независимо от историософских соображений, любой марксист и в 1905-м, и в 1917-м счел бы бредом утверждение, что объективные условия царской России созрели для осуществления социализма.

Преимущественно сельскохозяйственная экономика, зависимая от зернового экспорта в той же мере, в какой теперешняя Россия зависима от мировых цен на нефть; полуфеодальный аграрный уклад, активно развивающаяся, но все еще зачаточная промышленность, малочисленный по отношению к массе крестьянства рабочий класс, культурная отсталость и безграмотность, наконец, царский абсолютизм и сословный строй – все это делало само собой разумеющимся для марксистов заявление Ленина:

«В таких странах, как Россия, рабочий класс страдает не столько от капитализма, сколько от недостатка развития капитализма».

Если буржуазный характер революции почти не вызывал споров в социал-демократическом лагере, то политические выводы, следующие из этого положения, вызывали острые разногласия. Обречены ли пролетарии в буржуазной революции сражаться за интересы враждебного им класса, капиталистов? Является ли буржуазия гегемоном этой революции, а либералы ее «естественными» лидерами? Должна ли РСДРП входить во временное революционное правительство (которое должно было возникнуть после свержения царя) или воздействовать на него извне, как «крайняя оппозиция»? Эти вопросы образуют принципиальную основу конфликта Ленина с меньшевиками.

По мысли Ленина, социал-демократические рабочие в 1905-м году борются еще не за свою конечную цель - социализм, а за ряд промежуточных целей, первой и главной из которых является завоевание политической свободы, т.е. демократической республики.

«Кто хочет идти к социализму по другой дороге, помимо демократизма политического, тот неизбежно приходит к нелепым и реакционным, как в политическом, так и в экономическом смысле, выводам», - пишет он.

И далее, в другом месте:

«Так как господство буржуазии над рабочим классом неизбежно при капитализме, то можно с полным правом сказать, что буржуазная революция выражает интересы не столько пролетариата, сколько буржуазии. Но совершенно нелепа мысль, что буржуазная революция не выражает вовсе интересов пролетариата».

Они состоят в том, чтобы, во-первых, расчистить поле для будущей классовой борьбы (завоевать республиканский строй, «честные», т.е. всеобщие, равные и тайные, выборы, максимум политических свобод, включая свободу союзов и стачек) и, во-вторых, обеспечить условия для как можно более быстрого и свободного развития капитализма (прежде всего, путем ликвидации помещичьего землевладения). Современных борцов с «пятой колонной» наверняка покоробило бы от такого, например, ленинского заявления:

«Демократические преобразования в политическом строе и те социально-экономические преобразования, которые стали для России необходимостью, …впервые очистят почву для широкого и быстрого, европейского, а не азиатского, развития капитализма».

Пролетариат, по убеждению Ленина, заинтересован в том, чтобы эта программа осуществилась не через постепенные, половинчатые реформы, компромиссы с помещичьей олигархией и самодержавием, а в революционном порядке. Ильича наверняка не смутили бы «ужасы майдана», которыми сегодня запугивают обывателей:

«Революционный путь есть путь быстрой, наименее болезненной по отношению к пролетариату операции, путь прямого удаления гниющих частей, путь наименьшей уступчивости и осторожности по отношению к монархии и соответствующим ей омерзительным и гнусным, гнилым и заражающим воздух гниением учреждениям».

Как не слить протест. 

Однако либеральная оппозиция страшится народного восстания. Она обязательно попытается, как сказали бы сегодня, «слить протест». Такая уверенность вытекает у Ленина не только из наблюдений за тогдашними Касьяновыми и Прохоровыми, но, прежде всего, из понимания противоречивого классового положения крупной буржуазии, зажатой между правительством и революционным народом:

«Буржуазии выгодно, чтобы буржуазная революция не смела слишком решительно все остатки старины, а оставила некоторые из них, т.е. чтобы эта революция была не вполне последовательна, не дошла до конца, не была решительна и беспощадна». Суть вопроса – по Ленину – состоит в том, «завершится ли наша революция действительно грандиозной победой или лишь жалкой сделкой».

Ничто не оправдывалось так часто, как это подозрение. «Непоследовательная буржуазия» начала ХХ века мечтала о конституционной монархии и пеклась о судьбе помещичьих усадеб, непоследовательная буржуазия начала ХХI века просит власть соблюдать авторитарную конституцию 1993 года и опасается пересмотра результатов приватизации. Выбор, стоящий перед социал-демократами состоит, по Ленину, в следующем: либо плестись в хвосте либеральных буржуа, разыгрывая внутренне фальшивую роль оппозиции в оппозиции, либо взять инициативу в свои руки и довести буржуазную революцию до конца, вопреки трусости либералов.

касьянов

В этом деле пролетариату не обойтись без союзника и в аграрной стране им, естественно, оказывается крестьянство. В ленинской схеме оно, как представитель «малого бизнеса», выполняет функцию последовательной буржуазии (залогом верности крестьян делу демократической революции является антагонизм их интересов с интересами помещиков). 

Выдвинув тезис о гегемонии блока рабочих и крестьян в буржуазной революции (идея, предвосхитившая большевистскую политику 1917 года), Ленин неизбежно должен сделать следующий шаг: признать, что социал-демократы в союзе с представителями революционных крестьян - очевидно, народниками, хотя Ленин и не говорит о коалиции с эсерами - могут и должны взять власть. В 1905-м Ленин ограничивает задачи, стоящие перед этой властью, горизонтом буржуазно-демократических преобразований. Когда он будет перейден, - считает Ленин, - рабоче-крестьянский блок неизбежно распадется.

Красный «майдан». 

Однако такая власть, несмотря на свой буржуазно-демократический характер, не может походить на обычное буржуазное правительство или парламент - она является плотью от плоти народного восстания, а не либеральной фракции элиты, продуктом социального разрыва, а не исторической преемственности, выразителем воли классов, до сих пор угнетаемых, творцом радикально нового порядка. Ленин выражает это своеобразие в парадоксальной формуле: «демократическая диктатура пролетариата и крестьянства».

Немыслимое в наши дни словосочетание! Но таковым оно кажется лишь постольку, поскольку мы мыслим штампами либеральной идеологии («вульгарно-буржуазная точка зрения»), отождествляющей демократию с парламентской деятельностью, а диктатуру – с тиранией.

«С вульгарно-буржуазной точки зрения, понятие диктатура и понятие демократия исключают друг друга, - пишет Ленин, - …буржуа понимает под диктатурой отмену всех свобод и гарантий, всякое злоупотребление властью в интересах личности диктатора».

Ленин понимает под революционно-демократической диктатурой нечто другое, а именно временную, учредительную власть, опирающуюся на прямое действие народных масс и не скованную правовой рутиной. Ссылаясь на опыт поражения немецкой революции 1848 года, Ленин предостерегает от упоения скорыми успехами на улицах:

«Не только «решение организовать учредительное собрание» недостаточно еще для решительной победы революции, но даже и действительный созыв его! Даже после частичной победы в вооруженной борьбе… возможна «неоконченная», «не доведенная до конца» революция. От чего же зависит ее доведение до конца? От того, в чьи руки переходит непосредственное господство: в руки ли Петрункевичей и Родичевых (умеренных либералов – ред.), или в руки народа, т. е. рабочих и демократической буржуазии. В первом случае буржуазия будет иметь власть, а пролетариат — «свободу критики»... Буржуазия сейчас же после победы заключит союз с реакцией... Во втором случае была бы возможна революционно-демократическая диктатура, т. е. полная победа революции». 

Опыт «цветных революций» последнего времени не дал нам примеров перехода власти не от одной элитной группировки к другой, а к самоорганизованным органам, выросшим из народного движения. Тем не менее, зачатки таких органов можно увидеть и в украинском Майдане (который пытался стать чем-то вроде постоянного народного вече, контролирующего действия правительства), а также в первом периоде «антимайданного» движения с его «народными губернаторами».

Говоря это, я, разумеется, далек от того, чтобы одобрять националистическую идеологию, возобладавшую в этих восстаниях и быстро разложившую их. Я лишь хочу сказать, что элементы революционно-демократической диктатуры неизбежно присутствуют там, где имеет место революционный процесс. Сама революция, по словам Фридриха Энгельса, есть «самая авторитарная вещь, какая только возможна. Революция есть акт, в котором часть населения навязывает свою волю другой части посредством ружей, штыков и пушек, то есть средств чрезвычайно авторитарных». И если нам доведется увидеть в России новую демократическую революцию, то Ленин как революционный мыслитель, безусловно, пригодится нам больше, чем Джин Шарп.  

 


08 февраля 2016 — Иван Овсянников
Ленин, Ильич, Две тактики социал-демократии в демократической революции, Джин Шарп, майдан, диктатура, левые, марксизм, меньшевизм, большевизм, революция 1905 года, Иван Овсянников, РСД


«Российское социалистическое движение»,
2011-2012
Copyleft, CC-BY-SA