Известный британский журналист Пол Мейсон, автор книги «Посткапитализм: путеводитель по нашему будущему» (недавно вышедшей на русском в издательстве «Ад Маргинем Пресс») - о том, что в действительности означает плохая успеваемость белых английских школьников из бедных семей.
Отчет, написанный на расхожем языке «включенности», технократии и «того, что работает», гласит: дети малоимущих учатся настолько плохо, что показатели лишь одного ребенка из пяти соответствуют международному стандарту, выведенному авторами. Впрочем, броский заголовок доклада, написанного на либеральной фабрике мысли «CentreForum», касается этнического аспекта: серийными неудачниками после 28 лет маркетизации, тестов, централизованного учебного графика и децентрализованного контроля за школами оказываются дети белой бедноты.
«В начальных классах белые английские школьники — одни из лучших , - говорят авторы, - Но к концу средней школы их обходят представители 10 других этнических групп».
Попробуем понять, что это значит. Плохо успевающие, невнятно выражающие свои мысли белые дети, которые населяют страну, очевидно, становятся такими, уже выйдя из младенческого возраста и еще не превратившись в "нитов"1. Так в чем же дело? Если коротко, в их жизни.
Детальный анализ этнического фактора в докладе — это тяжелое чтение.
Это единственные группы, которые демонстрируют отставание по результатам двух лет, рассмотренных исследователями. Результаты чернокожих выходцев с Карибов и белых ирландцев улучшились слегка, китайских и индийских детей — разительно. Я, разумеется, против маркетизации образования, рейтингов школ и тестирования, но главная проблема не в этом.
Я учился 30 лет назад — в средней школе, а потом в специальном классе для детей с расстройствами поведения в Лейстершире. Так что единственная важная информация из первых рук, которую я могу донести в этом споре, состоит в том, что проблема не нова. Дети белого рабочего класса столкнулись с ней уже в конце 80-х. Мы смотрели фильм "Кес"2 и тихо посмеивались над ущербностью наших амбиций, постепенно избавляясь от них. Наша культура была воспета в фильмах Кена Лоуча: мы были политизированы, внятно артикулировали, хотели лишь просторных библиотек для книг, которые приходилось ждать неделями. А потом по нам будто прошелся 50-тонный стальной пресс: школа сделала каждого героем «Кеса».
Мой отец, учившийся в 1930, провалил бы любой тест, составленный либеральной фабрикой мысли. Он ушел из школы в 15 лет. Итогом жизни в профсоюзе, дискуссий на рабочем месте и самообразования стало умение играть музыку с листа, усваивать серьезные романы и просиживать по 5 часов за "Нюрнбергскими мейстерзингерами"3. Я помню, как отец, сидя на ковре перед камином, рисует мне Оксфорд и Кембридж с полями для регби и лабораториями, и пытается объяснить, что моя задача — выбрать между двумя этими вариантами. Он никогда не был ни в том, ни в другом городе, но впечатлительный пятилетний ребенок глубоко усвоил послание: образование — это выход.
Представители этнических меньшинств не всегда успевали лучше англичан, но причина того, что некоторые из них хорошо успевают сегодня, очевидна: их проблема — расизм — сформулирована; у них хорошо развиты языковые навыки; в их культуре заложена целеустремленность; у них есть социальные и религиозные институции, поддерживающие сплочение.
Культуры, в основании которой — труд, растущие зарплаты, четкие негласные установки против хаоса и разлада, непременное сотрудничество и взаимопомощь. Все это должно было уйти в прошлое, и все это было уничтожено — с помощью затяжной безработицы, ударившей по миллионам людей в 1980-х.
Персонажами тэтчеристской культуры стали авантюристы и проходимцы. Люди, которых сторонились в солидаристских рабочих городах, оказались экономическими героями новой модели — работниками охранных агентств, перевозчиками рабов в клининговых фирмах, конкретными бандитами, действующими в открытую, пока полиция занята разгоном бастующих. Нам казалось, что мы сможем набить кулаки. Но великое открытие современных правых состояло в том, что достаточно одного удара.
Поменяй лейборизм на теорию «просачивания богатства сверху вниз», на агрессию против недостойной бедноты, и мы не сможем даже увидеть проблему, не то, что ее решить. Тэтчеризм не просто уничтожил профсоюзы: это само по себе не смогло бы вызвать такого вопиющего несовпадения целей и результатов в системе образования. Он уничтожил историю. А вот чем явно обладают наиболее успешные юные китайцы, индийцы и белые ирландцы — хотя для подтверждения этой гипотезы требуются дальнейшие исследования — так это ясной и убедительной историей.
В первую неделю моего пребывания в университете мы с несколькими однокурсниками из рабочих семей были весьма озадачены высказываниями наших сверстников из миддл-класса. «Нужно быть исключительно умным, чтобы пробиться сюда, когда всё против тебя», — говорили они. Мы слушали их скептически. Мы стремились в университет с тех пор, как взяли в руки книги серии «Божья коровка». Без солидарности и знания мы просто мусор — вот чему научили детей рабочих профсоюзы и социал-демократия 1960-х; методизм и католицизм учили тому же самому.
Несправедливость, вскрытая в докладе CentreForum, требует от нас отбросить расистские фантазии про «предпочтения» этническим меньшинствам. Если юным представителям меньшинств и отдают предпочтение, то только благодаря их родителям и их сообществам, которые вооружают их собственным повествованием и навыками для преодоления экономической отсталости. Если эти выкладки верны, следовательно, существующая школьная система не способна развивать социальную мобильность среди белой рабочей молодежи. Но провести лишь реформы образования значит просто поскрести поверхность. Нам нужно найти форму экономики, которая — без ностальгии и расизма — дала бы возможность рабочим слоям снова определить собственные ценности, собственные устремления, собственную историю.
09 сентября 2016 — Пол Мейсон. Перевод Кирилла Медведева.
Пол Мейсон, тэтчеризм, образование, школа, маркетизация, коммерциализация, миграция, белые бедняки, бедность, Британия, левые, РСД